Открытие и исследование Аральского моря А. Бутаковым Невероятное

Поделиться с друзьями:

Открытие и исследование Аральского моря А. Бутаковым

С недавних пор взоры цивилизованного человечества прикованы к Аралу — единственному на Земном шаре морю, которое было впервые нанесено на географические карты в 1849 году, а теперь, полтора века спусти, может еообще исчезнуть с лица Земли. Предлагаемая еииманию читателей подборка материалов отражает три этапа рокового для Драла стопптидесптилетин: его научное описание и исследование в 1848—1849 годах; варварскую эксплуатацию и разорение в середине XX века; и современные попытки и проекты спасении крап, постаелеииого па грань гибели.
Над приаральскими Каракумами висит раскаленное солнце. Кругом, насколько хватает глаз, застывшие волны барханов, белый пышущий жаром песок. И в этой безжизненной пустыне движется бесконечная нить каравана: более тысячи повозок. Мерно шагают, позванивая колокольцами, пятьсот верблюдов, катятся на пароконной тяге две пушки. Вдоль вереницы возов с экспедиционным имуществом бредут рота пехоты и две сотни казаков да полтора десятка матросов при трех унтерах. А тянет весь этот караван разобранную шхуну «Константин».
Лейтенант Бутаков вздохнул, непроизвольно окидывая взглядом свой морской, некогда ослепительно-белый китель. Тронул коня, и тот с трудом взобрался на вершину бархана. Отсюда виден был весь караван. Вдруг один из матросов, споткнувшись, осел. «Припекло», — с тревогой подумал Алексей Иванович и хотел было спускаться, но заметил, что с одной из повозок кто-то соскочил и направился к упавшему. Прищурившись, лейтенант узнал коллежского регистратора фельдшера Истомина.
Лейтенант вынул из кармана луковицу часов, ногтем откинул крышку — десятый час. Вздохнул — до привала еще добрых два часа пути, а люди и кони еле волочат ноги. Одни лишь верблюды безразличны к сорокаградусному пеклу. Но ничто не заставит идущих отказаться от цели — достичь Аральского моря.

* * *

Из далей времен об Аральском море доходили вести смутные и глухие. Упоминали о нем еще греческие и римские авторы, китайские летописи и арабские манускрипты. Посланец папы Иннокентия IV монах Плано Карпини прошел по северо-западному берегу моря, но его принял за Азовское. Проныра-купец и он же английский разведчик Джейнкинсон назвал Арал озером. Китая А караваны русских торговых людей везли сюда товары с незапамятных времен.
В 1552 году Иван Грозный велел «землю промерить и чертеж государства сделать». При Борисе Годунове этот чертеж был дополнен, а в 1627 году появилась «Книга, глаголемая Большой Чертеж».
«А от Хвалинского моря, — говорилось в ней, — до Синего моря на летний, на солнечный восход прямо 250 верст. А в Синем море вода солона». Наконец Петр Первый в одном официальном документе употребил то название, которое бытует поныне: Аральское море.
В 1731 году один из наиболее дальновидных казахских ханов Абулхаир обратился к русскому правительству с просьбой о принятии его вместе с казахским народом в подданство России. Просьба эта была удовлетворена, и к Абулхаиру направили посольство, в состав которого входили два офицера-геодезиста. В инструкции одному из них — Кириллову — было сказано: «Стараться завести на Арал-море пристань и вооруженные суда; для чего построить сначала на Урале несколько небольших лодок, которые потом, разобрав... перевезти на Арал-море, и опять, собрав и вооружив их, открыть плавание для исследования моря и для торговли».
Задуманное исполнить не удалось, но с того времени северные берега Аральского моря стали достоверно изображаться на географических картах. Остальная же его часть по-прежнему обозначалась исключительно со слов.
В 1741 году геодезист Иван Муравин на основании маршрутных топографических съемок составил карту пути от Оренбурга до Хивы, на которой было изображено восточное побережье Аральского моря и впадающие в него реки, в том числе Сырдарья.
Последующие почти сто лет не дали каких-либо новых сведений об Арале. Казалось, природа задалась целью сокрыть его от людских взоров. Она раскинула вокруг него пустынное плато Устюрт, сыпучие пески Больших и Малых Барсуков, сожженные солнцем просторы Приуральских Каракумов и Кызылкумов. «Синее море» оставалось неведомо, как и встарь.
Насущную необходимость экспедиции для исследования и описи Аральского моря долго доказывали выдающиеся моряки-географы — кругосветный мореплаватель и один из открывателей Антарктиды адмирал Фаддей Беллинсгаузен и именитый полярный исследователь адмирал Петр Анжу. Наконец в 1848 году подготовка похода началась. Возглавить это научное дело выпало на долю лейтенанта российского флота Алексея Бутакова.

* * *

Алексей Иванович оглянулся, отыскал глазами кибитку, катившуюся чуть в стороне от каравана верблюдов. В ней ехал штабс-капитан Макшеев, второй начальник экспедиции. Рядом с кибиткой шагали двое, сразу привлекшие внимание лейтенанта. Один шел в расстегнутом солдатском мундире и без ружья — Тамаш Вернер; другой — в холщовой рубахе и плисовых шароварах, заправленных в сапоги, — Тарас Шевченко. Оба по приговору суда были отданы в солдаты. Вернер «в миру» был студентом горного факультета Варшавского технологического института и осужден «за крамольные речи». Тарас Григорьевич состоял членом Кирилло-Мефодиевского братства, которое ратовало за автономию Малороссии. За Шевченко много хлопотал его наставник, знаменитый художник Карл Брюллов. Но приговор был беспощаден и жесток: «...Определить рядовым в Оренбургский отдельный корпус, поручив начальству иметь строжайшее наблюдение, дабы от него ни под каким видом не могло выходить возмутительных и пасквильных сочинений».
Прибыв в Оренбург, Бутаков, уже прослышавший о судьбе этих людей, обратился к начальнику корпуса генералу Владимиру Афанасьевичу Обручеву с рапортом о командировании в распоряжение экспедиции рядового Шевченко для зарисовки видов Аральского моря и рядового Вернера, знакомого с рудным делом. Добрейший Владимир Афанасьевич, поразмыслив, дал свое согласие. И вот теперь оба идут рядом с кибиткой Макшеева и, несмотря на палящий зной, оживленно о чем-то беседуют.
Судно, перевезенное в разобранном виде через степь и пустыню, вновь собрали и спустили на воду в русском укреплении Раим на Сырдарье. И вот 30 июля 1848 года исполнилась мечта Алексея Бутакова — первая научная экспедиция на Аральское море приступила к работе.
Арал разом показал свой нрав. До острова Куг-Арал, который делит Аральское на Малое и Большое моря, из-за противных ветров и множества мелей добирались вместо трех часов двое суток. Отсюда Бутаков решил сделать обзор всего моря, двигаясь на юг вдоль западного его побережья.
На рассвете второго дня шхуна подошла к мысу Каратюбе, возвышающемуся стометровой известковой стеной, где и приступили к морской съемке. Попутно Бутаков занялся геологическими исследованиями тех мест, где, по рассказам местных жителей, встречались обломки, схожие с каменным углем. Находка каменноугольного месторождения дала бы основание решительным образом настаивать на основании пароходства на Аральском море.
И в самом деле, вскоре геологическая партия во главе с Тамашом Вернером обнаружила на мысе Изенды-Арал несколько пластов прекрасного по качеству угля. Произведя необходимые астрономические наблюдения, Бутаков нанес координаты драгоценной находки на карту.
Когда к вечеру Бутаков вернулся на шхуну, задул крепкий ветер, море взъярилось. Ночь прошла в тревожном ожидании. Ветер неистовствовал, каждую минуту разбушевавшийся шторм мог сорвать шхуну с якорей и бросить ее, словно щепу, на каменистый берег.
Лишь на второй день буря стала стихать, и, несмотря на крупную зыбь, неутомимый лейтенант поспешил к острову Барсакельмес, чтобы снять с него топографов.
Первым по веревочному трапу на борт «Константина» взобрался Макшеев. Он молча обнял Бутакова, и, помедлив немного, с расстановкой произнес:
— Не обессудьте, почудилось, что более уже не свидимся! Ан нет, и шхуна целехонька, и вы все в добром здравии, и мы вашими заботами не превратились в мумии! Вы моряк божьей милостью! Только тколь сей божий дар в костромской глухомани?
— Это вы, капитан, зря говорите, — и Бутаков задумчиво взглянул на него. По семейным преданиям, пращур наш — Петр Бутаков еще на петровских галерах канониром служил, за Гангут офицерской шпагой был пожалован. При Екатерине дед мой Николай с братьями учились в морском шляхетском корпусе, плавали — чинами да орденами и их не обошли. И отец мой, ныне вице-адмирал, Иван Николаевич, пятерых сыновей своих ходить учил не по паркету в гостиных, а по палубе корабля, на котором служил. За полтораста лет всех Бутаковых на флоте так сразу и не припомнить.
...Поначалу экспедиция терпела нужду в свежей пище, а порой и в пресной воде. Провизия, заготовленная в Оренбурге и в жару перевезенная на тысячу километров, оказалась непригодной; сухари от плесени позеленели, в солонине завелись черви, масло прогоркло. Вода же, набранная в местных колодцах, уже на другой день становилась затхлой. Порой приходилось совсем худо, и в ход шла морская горько-соленая вода, но ни ропота, ни жалоб не было и в помине. Все сознавали, ради чего обрекли себя на трудности и лишения. Еще в Раиме, ревизуя продукцию, Алексей Иванович распорядился, чтобы все офицеры питались из матросского котла.
Обстоятельно, не упуская ни одной сколько-нибудь интересной подробности, изо дня в день описывал Алексей Иванович никем до него не исследованное море.
22 августа при взятии проб воды на шхуне обратили внимание на заметное опреснение верхнего слоя, свидетельствовавшее о близости устья Амударьи. Невзирая на категорическое запрещение министра иностранных дел Нессельроде подходить к южному, хивинскому берегу Арала, Алексей Иванович все же рискнул обследовать дельту Амударьи.
«Желая, — читаем мы в путевом журнале Бутакова, — чтоб нечаянное пребывание мое у этих мест не осталось бесполезным для гидрографии, а вместе с тем, чтобы не возбудить подозрений хивинцев, я отправил ночью гг. прапорщиков Поспелова и Акишева на шлюпке, чтоб промерить далее к югу, дав им глухой фонарь, компас, достаточное количество огнестрельного и белого оружия и приказав обвертеть вальки весел, чтоб не было слышно гребли... Сам же я остался на судне, приведя его в совершенную готовность отразить всякое нападение».
Вопреки ожиданиям, все прошло спокойно. Поутру возвратившиеся разведчики сообщили, что, обогнув южную оконечность острова, нашли глубины порядка полуметра: следовательно, песчаная отмель простирается до материка.
На другое утро, взобравшись на мачту, Бутаков совместно с Акишевым запеленговал рукава устья Амударьи и провел их глазомерную съемку.
«Ночью, — описывает Бутаков дальнейшие свои действия, — приготовив шлюпку, со всеми предосторожностями тайны, и выбрав гребцов, умевших хорошо плавать, я взял с собой прапорщика Акишева, и потихоньку направились к берегу. Приблизясь настолько, что шлюпка не могла идти, мы с Акишевым разделись и таким образом с футштоком перешли поперек через все устье, готовые пуститься вплавь, если б глубина какого-нибудь из них оказалась слишком велика».
7 сентября, когда южный берег остался позади и вновь вокруг расстилалась синяя гладь моря, матрос Андрей Сахнов заметил с мачты полоску суши. Бутаков тотчас изменил курс, и вскоре шхуна подошла к низменному острову. Это было первое географическое открытие экспедиции. Через день был обнаружен еще один неизвестный доселе остров. Как выяснилось, на нем водилось множество сайгаков и несметное количество птиц: дикие гуси, утки, бакланы, кулики. Вынужденный пост кончился, мореплаватели неожиданно получили возможность есть свежее мясо.
К 19 сентября обследование острова, названного Николаем, было закончено. Он оказался вторым по величине после Куг-Арала — 316 квадратных километров. К северу от него оказался узкий песчаный остров, названный Наследником, а к югу — еще один, прозванный в честь шхуны Константином.
Арал ярился, как бы противясь вторжению в его тайны. Волны трепали плоскодонную шхуну, вода захлестывала палубу, и передвигаться по ней можно было, только держась за снасти. Но экипаж, приученный уже к капризам Арала и не раз убедившийся в мужестве и искусстве своего командира, уверенно боролся с разъяренной стихией.
«Да, можно привыкнуть к опасностям, можно даже полюбить их, когда побуждением к преодолению их является такая сила, как любопытство увидеть новый, неизведанный еще никем уголок земли», — писал позже Алексей Макшеев, которого, по свидетельству Бутакова, «укачивало насмерть».
На закате 23 сентября шхуна «Константин» отдала оба якоря в устье Сырдарьи. Первое плавание наших соотечественников по Аралу успешно завершилось.
За 56 дней многотрудной экспедиции было обследовано все море, найдено каменноугольное месторождение, проведены съемки нескольких островов, ранее неизвестных даже местным жителям. Была обнаружена наибольшая на Арале глубина — 68 метров, определены скорость и направление постоянного течения идущего по ходу часовой стрелки, что отличает Арал от других морей. Были найдены обнажения с большим числом олигоценных раковин, «не принадлежащих к нынешним породам Аральского моря», что указывало, по мнению Бутакова, на его более высокий уровень в давние времена и неоспоримо свидетельствовало об осыхании Арала.
Наступившую вьюжную зиму экспедиция провела на пустынном острове Кос-Арал. Ветер железной метлой шаркал по камышовым крышам, рвал в клочья дым. Дни Алексея Ивановича проходили за обработкой и систематизацией ранее собранных наблюдений и коллекций.
...В доме, ладно сложенном из необожженного кирпича, пышет жаром камин, крепко накурено, за огромным столом из тесаных досок собрался весь экипаж «Константина». Бутаков углубился в экспедиционный отчет. Вдруг он отрывает голову от исписанных бисерным почерком листов, спрашивает Шевченко, который корпит над акварелью Арала:
— Тарас Григорьевич! Давайте начистоту — сколь сравнима ваша казарменная жизнь в Орске с нынешней бродячей да суматошной? Ведь тут, на Арале, лишений и треволнений хватает с избытком!
— Помилуйте, Алексей Иванович! Да разве мыслимо сравнивать! Небо и земля! — Шевченко помрачнел. — Когда меня привезли в Оренбург, то представили поочередно корпусному, дивизионному и бригадному начальникам и затем в Орской крепости — батальонному и ротному командирам. По мере понижения ступеней военной иерархии со мной обращались все грубее и грубее, и, когда речь дошла до ротного, он пригрозил мне даже розгами, если я дурно буду себя вести.
Вот почему, когда спустя некоторое время пришлось им расстаться, Тарас Григорьевич писал своей знакомой в Одессе: «Быть может, встретитесь с Алексеем Ивановичем Бутаковым: это флотский офицер и... мои друг, товарищ и командир при описи Аральского моря... Благодарите его за его доброе, братское со мною обращение...»
Пейзаж Аральского моря - рисунок Т. Шевченко

Пейзаж Аральского моря - рисунок Т. Шевченко

Фрагмент пейзажа, исполненного Т. Шевченко во время экспедиции

* * *

В конце января 1849 года с очередной почтой на Кос-Арал Бутаков получил диплом об избрании его в действительные члены Русского географического общества. Одновременно пришел и монарший указ о производстве Бутакова за отличие в чин капитан-лейтенанта.
Алексей Иванович принялся за подготовку нового плавания по своенравному Аралу. В предстоящую навигацию предстояло выполнить опись всего восточного побережья моря и прилегающих многочисленных островов, произвести целый ряд астрономических наблюдений, закончить промеры глубин и полу-инструментальную съемку необследованной части Арала. Бутаков решил разделить экспедицию на две партии. Он поручил прапорщику Поспелову произвести опись восточного берега Арала, выделив ему шхуну «Николай» и лучших матросов. На свою долю Бутаков оставил окончательную съемку и глубинное исследование берегов Арала, определение астрономических пунктов и морской промер. Пришлось идти и на большой риск: ушедших с Поспеловым специалистов-матросов он заменил солдатами и занялся скороспешным обучением их морскому делу...
Утром 8 мая 1849 года шхуны «Константин» и «Николай» вышли из устья Сырдарьи. За время этой экспедиции, длившейся четыре с половиной месяца, программа была выполнена полностью. Удалось открыть на Арале пять новых островов, вновь испытав сильнейшие штормы, опасность разбиться на каменистых мелях, болезни и другие лишения.
Особенно досаждали морякам северные ветры, которые господствовали здесь. Позже Алексей Иванович писал: «Были изучены характер глубин, направление и скорость постоянного течения в Арале, определены соленость, цвет и прозрачность «Синего моря». В море эти ветры часто подвергали нас крайней опасности, задувая с силой шторма, и вынуждали к рискам, нередко выходившим из пределов благоразумия. Ветры здесь крепчают вдруг, разводят огромное волнение и потом, стихнув так же скоро, оставляют после себя самую неспокойную зыбь. Вообще говоря, Аральское море принадлежит к числу самых бурливых и беспокойных...»

* * *

В течение двух кампаний за каких-то семь неполных месяцев берега Аральского моря были покрыты сетью астрономических пунктов, явившихся опорными точками при составлении морской карты.
Не будучи ни геологом, ни ботаником, но желая и в этом отношении принести пользу науке, Алексей Иванович собрал богатейшую коллекцию ископаемых образцов горных пород, произвел измерение толщины береговых геологических пластов, определил их наклон и направление. Им был собран гербарий из 75 образцов приаральской флоры, накоплены обширные сведения о фауне «Синего моря».
К отчетным материалам Бутаков приложил альбом с видами Аральского моря, превосходно выполненными Тарасом Шевченко. На генерала Обручева эти рисунки произвели особое впечатление. Пользуясь таким обстоятельством, Бутаков подал официальное ходатайство о производстве рядового Шевченко в унтер-офицеры, что в значительной степени облегчило бы положение ссыльного. Генерал скрепил своей подписью ходатайство, и оно легло в сумку фельдъегеря. Но, по иронии судьбы, — рядом с анонимным доносом о том, что вопреки высочайшему повелению государя императора ссыльному политическому преступнику Тарасу Шевченко было разрешено во время экспедиции рисовать, вести переписку и даже ходить в партикулярном платье.
Николай I, только что наградивший Бутакова орденом Владимира 4-й степени, приказал подвергнуть его строгому дисциплинарному взысканию. Третье отделение установило за Бутаковым негласный надзор.
Опала, навлеченная «высочайшим» гневом, разом закрыла для него двери столичных ученых аудиторий. Лишь спустя три года руководитель экспедиции смог, наконец, сделать краткое сообщение в Географическом обществе.
Президентом Общества был сын царя Константин, под его несомненным нажимом карте Аральского моря Бутакова было отказано в высшей награде Общества — Константиновской золотой медали. Между тем авторитетная комиссия, специально назначенная Географическим обществом для составления отзыва, «нашла труды г. Бутакова полезными и важными...», подчеркнув, что «находит труд г. Бутакова вполне заслуживающим подобной награды».
Спустя десять лет Алексея Ивановича неожиданно отозвали в Петербург, где ему было присвоено звание контр-адмирала. Его назначили на должность начальника штаба эскадры, совершавшей плавание по Балтийскому морю.

* * *

Открывая на Арале неизвестные ранее острова, мысы, мели, заливы, Бутаков, по врожденной скромности, ни одному географическому открытию не пожелал дать свое имя. Лишь в начале XX века по предложению президента Географического общества, академика Л. С. Берга именем Бутакова был назван южный мыс острова Барсакельмес...
Знаменитый натуралист А. Гумбольдт, получив в дар от Бутакова два экземпляра его монографии, писал в ответ Алексею Ивановичу:
«...Я не могу... не гордиться тою доверительностью, которою меня удостаивает мореходец, с отважностью и с благоразумною энергиею преодолевший бесчисленные препятствия... и сам собою прибавивший к истории географических открытий такую широкую и прекрасную страницу...»

Автор - Татьяна Баженова

Как высохло Аральское море?
Решение проблемы высыхания Аральского моря

Поделиться с друзьями:

загрузка...

Комментарии:
Нет комментариев :( Вы можете стать первым!
Правила: В комментариях запрещено использовать фразу 'http', из-за большого кол-ва спама
Добавить комментарий:

Последние статьи:

Контакты администрации сайта :