Джа-лама. Невероятное

Поделиться с друзьями:

Джа-лама.

В августе 1913 года представитель крупной сибирской фирмы Алексей Бурдуков направлялся в свою факторию на северо-западе Халхи (так тогда называли Внешнюю Монголию). Русский консул в Улясутае предложил Бурдукову взять с собой весьма любопытного, по его словам, попутчика. Попутчиком оказался русский офицер лет тридцати, поджарый, неряшливый, обросший неопрятной рыжей щетиной, с выцветшими застывшими глазами маньяка. Одет он был в грязный мундир Амурского казачьего войска. На боку шашка и револьвер. Весь багаж — пустой брезентовый мешок и карабин. Ещё у него было командировочное удостоверение, заверенное консульской печатью: «Такой-то полк Амурского казачьего войска удостоверяет в том, что вышедший добровольно в отставку сотник Роман Фёдорович Унгерн-Штернберг отправляется на запад в поисках смелых подвигов».
Тогда Бурдуков ещё не знал, что судьба столкнула его с будущим командиром легендарной Азиатской дивизии, «самодержцем пустыни», освободителем Монголии от власти китайцев, героем и палачом, бароном Унгерном. Летом же 1913 года Бурдукова удивил только диковатый вид офицера и то, что он пустился путешествовать по степи без провизии, постели и сменной одежды. Ещё более удивила его цель путешествия. Унгерн заявил, что хочет поступить на монгольскую службу, присоединиться к отряду Дамбижанцана, попросту Джа-ламы, и вместе с ним громить китайцев.
Кем же был загадочный Джа-лама, в войско которого так стремился в 1913 году столь неординарный человек, как Роман Фёдорович Унгерн?
Буддийская религия учит, что все люди после смерти воплощаются в какое-то другое существо: животное, рыбу, птицу или снова в человека. Именно поэтому начало истории Джа-ламы следует искать за 150 лет до описываемых событий.
В 1755 году некий ойратский (западно-монгольский) князь по имени Амурсана поднял восстание против владевших Монголией китайцев. Восстание было жестоко подавлено, а сам князь бежал в Россию, где позже в Тобольске умер от оспы. Но, покидая родину, он обещал народу рано или поздно вернуться. Популярность Амурсаны среди кочевников запада Внешней Монголии была огромна, его даже объявили воплощением Махакалы, одного из восьми ужасных демонов-докшитов, призванных карать врагов буддизма. В течение многих поколений монголы верили: Амурсана вернётся и освободит народ от власти ненавистных китайцев. И он появился в 1890 году.
Есть сведения, что объявившийся в Монголии Джа-лама первоначально выдавал себя за внука Амурсаны по линии Темурсаны, сына легендарного князя. Позже он объявил себя самим Амурсаной, вернее, его новым воплощением.
Некоторые историки утверждают, что под именем Джа-ламы скрывался астраханский калмык Амур Санаев; другие считают, что им был торгут Палден. Впрочем, опытные монголисты назовут ещё по меньшей мере два места в великой степи, которые могли быть родиной Джа-ламы.
Рассказывали, будто мальчиком он попал в Монголию, стал послушником монастыря Долон-Нор, а позже отправился в Тибет и много лет провёл в монастыре Дре-Пунья в Лхассе. Побывал он и в Индии, но однажды в пылу богословского спора убил соседа по келье и бежал в Китай. В Пекине некоторое время служил при чиновнике, составлявшем календари, и наконец в 1890 году объявился в Монголии.
Не стоит относиться к Джа-ламе как к обычному самозванцу наподобие Гришки Отрепьева или Емельяна Пугачёва. Они сами прекрасно знали, что не были теми людьми, за которых себя выдавали. Джа-лама же, судя по всему, был искренне убеждён: в нём воплотился дух великого Амурсаны. Скитаясь по землям Западной Монголии, он призывал кочевников к борьбе против китайцев; и его призывы находили горячий отклик в народе.
Однако вскоре возмутителя спокойствия задержали и обнаружили у него документ на имя российского подданного калмыка из Малодербентского улуса Астраханской губернии Дамбижанцана. После этого Джа-ламу выдворили за пределы Монголии.
Второй раз он появился в Монголии в ноябре 1911 года, когда Внешняя Монголия провозгласила автономию и китайцам было предложено покинуть страну в три дня.
В Западной Монголии китайские власти начали готовиться к обороне, накапливая войска в крепости Кобдо. На совете князья Западной Монголии решили выбить китайцев из крепости. На этом же совете религиозный лидер края Джалханцза-хутухта представил князьям Джа-ламу, который должен был возглавить боевые действия против китайских войск. Присутствовавшие были шокированы — вместо чёток лама держал в руке маузер. Далее, каждый хошун (княжество) выставил воинов в объединённый отряд, и под знамёнами Джа-ламы собралось 5 тысяч конников.
Штурм Кобдо, бесспорно, вошёл в историю Монголии. К тому времени монголы давно растеряли славу свирепых воинов Чингиса и были по большей части людьми мирными и малоагрессивными. Вооружённые кто чем кочевники устремились на штурм, китайские солдаты встретили их ураганным огнём. По преданию, после этого боя Джа-лама высыпал из-за пазухи пригоршню пуль, а на его халате-дэли насчитали 28 дыр. Это дало монголам основание считать своего вождя бессмертным. Китайцы не выдержали натиска кочевников, и гарнизон крепости капитулировал.
Под звуки священной музыки Джа-лама совершил обряд жертвоприношения. Он собственноручно вспарывал ритуальным ножом грудь пленным китайцам, вырывал трепещущие сердца, складывал их в габалу (чаша из человеческого черепа) и кровью жертв чертил священные письмена на своих знамёнах. Кочевники ликовали: «Амурсана вернулся и спас народ от китайцев!»
Помимо народного восхищения и поклонения, на Джа-ламу обрушился ливень милостей от правителей Монголии.

Монгольский горой и авантюрист Джа-лама.
Богдо-геген — духовный и светский повелитель Внешней Монголии — пожаловал Джа-ламе земли целого княжества с присвоением соответствующего титула и званий «грозного святого правителя» и «князя религии». Не отставали от Богдо-гегена и другие князья, спеша умилостивить богатыми подношениями нового святого.
Осыпанный подарками и милостями Джа-лама начинает вести жизнь богатого монгольского феодала. Славу его умножают походы на киргизов (так тогда называли казахов), постоянно угонявших скот с пограничных монгольских пастбищ. Карая воров и возвращая отбитые табуны и отары хозяевам, он снискал себе славу справедливого защитника. Именно в это время имя Джа-ламы со священным трепетом начинают произносить все кочевники от Астрахани до Великой Китайской стены и от Гималаев до Байкала.
Но этот почитаемый ламаистами святой мог приказать забить палками человека, замедлившего подвести ему коня; вырвать глаза придворному художнику, осмелившемуся выполнить заказ на сторону; устроить массовую порку лам, пригнанных в его ставку. Его жестокость, как и слава, становилась безмерной. Местные князья стали понимать: их наследственная власть уходит к тирану, возомнившему себя хозяином Западной Монголии. Князья стали жаловаться русским консулам.
Джа-ламу арестовали 7 февраля 1914 года присланные из Сибири казаки. При аресте воинство Джа-ламы никакого сопротивления не оказало. Все богатства Джа-ламы были конфискованы в пользу Богдо-гегена, а его самого вывезли в Россию. За последующие четыре года он успел побывать в томской тюрьме, якутской ссылке и на поселении в Астраханской губернии. В Астрахани ему нравилось, он даже собирался остаться в ней на постоянное жительство и не возвращаться в обидевшую его Монголию. Но произошла революция, и вместе с нею в Астрахань пришли гражданская война, голод, холод, разруха.
Насмотревшись на войну между белыми и красными, Джа-лама возвратился в Монголию. Здесь положение тоже очень не простое. За четыре года Внешняя Монголия фактически потеряла автономию, на её землях снова хозяйничают китайцы. Богдо-геген стал заложником китайских властей, князья состояли на жалованье у Пекина. Впрочем, народ снова встречает Джа-ламу — Амурсану как святого; ему поклоняются и, как прежде, несут богатые дары. Он написал письмо в Ургу Богдо-гегену, прося восстановить его в правах князя, предлагая приехать в столицу. Ответа не было.
Вспомнив о своём боевом прошлом, Джа-лама начал формировать отряд, изыскивая оружие и добиваясь поддержки некоторых князей. Но осенью 1920 года ситуация в Верхней Монголии резко изменилась...
Стремительным маршем врывается в монгольские пределы Азиатская дивизия генерала Унгерна. Кавалерийская колонна из бородатых жёлтолампасных казаков и чумазых русских бурят накатывается на Ургу и осаждает её. Смешно сказать, но Азиатская дивизия Унгерна в этот момент едва ли насчитывала одну тысячу бойцов. Ей противостояли более чем десятикратно превосходившие её по численности, отлично вооружённые и обученные западными инструкторами китайские части. У унгерновцев почти не было продовольствия и боеприпасов (на одну винтовку приходилось 5—10 патронов), не было тёплой одежды. И это накануне суровой монгольской зимы. Треть бойцов Азиатской дивизии страдали от обморожений и кишечных заболеваний. Для Унгерна только два пути: взять Ургу штурмом или умереть. Азиатская дивизия ринулась на штурм и совершила невозможное: Урга пала, превосходящие силы китайцев в панике бежали.
Именно барону Унгерну, русскому офицеру, немцу по крови из далёкой Эстляндии, было суждено нанести поражение китайским войскам, освободить Богдо-гегена, даровать Внешней Монголии независимость и стать для монголов воплощением Великого Ужасного Гомбо-Махакалы.
Между Джа-ламой и бароном Унгерном сложились сугубо враждебные отношения. Возможно, Джа-лама вообще недолюбливал русских военных, помня о том, как они его арестовывали в 1914 году. Но, вероятно, дело обстояло значительно сложнее...
Разгром белого движения на азиатских просторах России выплеснул в монгольские степи массу всякого люда, наподобие палача-романтика Унгерна с его воинством и целой плеяды свирепых, эксцентричных казачьих атаманов. Народ этот по большей части был активным и энергичным, набившим руку в таких кровопролитиях, по сравнению с которыми религиозные жестокости Джа-ламы кажутся просто детскими играми. Судя по всему, Джа-лама понял, что при таком раскладе сил в Монголии ему просто нет места среди тех, кто будет определять судьбу государства. Вероятно, к этому примешивалось неверие в политическую волю и военные возможности монгольского народа. Джа-лама помнил, как его пленил малочисленный отряд казаков и никто из монгольских воинов, почитавших его как героя и святого, не стал на его защиту.
В тот момент, когда Джа-лама уступил поле битвы пришельцам из России, исчез монгольский святой, воплощение Амурсаны, и появился лама-разбойник, от которого нет пощады на караванных тропах.
В 1921 году красные ликвидировали унгерновское движение, и перед Коминтерном открылись перспективы советизации Монголии. Коминтерновцы в Монголии, как ранее и Унгерн, постоянно испытывали нехватку политически значимых личностей, на которых можно было бы опереться. И когда встал вопрос об установлении коммунистического режима в Западной Монголии, они вспомнили о Джа-ламе.
1 мая 1921 года уполномоченный Коминтерна Б. Шумяцкий отправил из Иркутска в Москву в Коминтерн и Народный Комиссариат Иностранных Дел телеграмму: «24-го мною отправлена в район Кобдо экспедиция во главе с нашими военными, политработниками и представителями Монголнаррев-партии для связи с национальным вождём Джа-ламой и организации там Нарревпартии и военной борьбы. Надеюсь, что этим самым удастся распространить наше влияние на всю Западную Монголию».

Николай Рерих. Город Джа-ламы. 1928 г.
Это не первое сообщение о Джа-ламе в записанных переговорах по прямому проводу. Ещё в апреле в депеше в Троицкосавск (Кяхта) сообщалось, что «связь с Дамбижанцаном установлена. Он готов к выступлению при условии поддержки Советской России. Его позиция почти сходна с нашей. Ввиду того, что в Кобдоском районе появились китайские войска из Цзинь-Цзянской (очевидно, Синьцзянской.— И. Л.) провинции, и белым, пытающимся использовать движение тамошних монгол в свою пользу, выступление Дамбижанцана является крайне необходимой задачей, особенно для контактных действий с Урянхайскими войсками. Поэтому категорически требую от Правительства и партии (монгольских — И. Л.) немедленного, без всякой задержки командирования надёжного товарища-монгола в Иркутск с письмом Джа-ламе, который назначается командующим войсками Кобдоского и Алтайского округов в соответствии с директивами, причём Правительство должно заверить Джа-ламу, что всё, награбленное у него старым Ургинским правительством изменников-сайтов (министров — И. Л.), будет возмещено за счёт государства».
Может быть, прими Джа-лама коминтерновское предложение, и его судьба, и дальнейшие события сложились бы несколько иначе. Но он со своими верными людьми ушёл в Чёрную Гоби, где возвёл крепость Тенпей-бейшин. Это случилось осенью 1921 года, когда в западной Халхе начались столкновения между войсками эсеровского генерала Бакича, бежавшими из Синьцзяна, и отрядами Карла Некундэ (Байкалова), вторгшимися с севера. Засев в своей крепости, Джа-лама начал грабить караваны на большой дороге. Возможно, Джа-лама рассчитывал, что, когда «белые дьяволы» и «красные дьяволы» перебьют друг друга, наступит его звёздный час.
Коминтерновцы перестали называть его национальным вождём, а 2 октября 1922 года военный суд в Урге заочно приговорил его к смертной казни.
Операцию по ликвидации Джа-ламы возглавил знаменитый «красно-калмык» Харти Кануков. Убийцами были выбраны некие Нанзад-батор, некогда сражавшийся под командованием Джа-ламы у стен Кобдо, и Дугэрбейсе Балдандорж, сотрудник Государственной Внутренней охраны, созданной в Народной Монголии с помощью советских инструкторов из ГПУ.
В декабре 1922 года они приехали в сопровождении четырёх цириков в крепость Тенпей-бейшин, якобы для переговоров с Джа-ламой от имени ургинского коммунистического правительства. Переговоры шли долго, Джа-лама не очень доверял парламентёрам. Однажды во время переговоров цирик Даши упал перед святым ламой на колени и попросил благословения. Помолившись, Джа-лама поднял руку над головой Даши, чтобы коснуться её, благословляя. В этот момент Даши схватил его за одну руку, Дугэр-бейсе — за другую руку, а Нанзад-батор выстрелил в упор, попав Джа-ламе в шею. Это произошло в начале февраля 1923 года. Удивительно, но повторилась история 1914 года — никто из людей Джа-ламы не попытался оказать сопротивления убийцам.
Всё, награбленное Джа-ламой на караванных тропах, было конфисковано и отправлено в Ургу; а его голову, подсолив и подкоптив на костре, насадили на пику и возили по стране. Народ во всех кочевьях должен был убедиться; святой смертен, и его больше нет. Но, завидя Цаган-толгой (Белую голову) с короткой седой щетиной на коричневых щеках, с проступившей, как пот, солью, кочевники в страхе бежали прочь: такая встреча не сулила ничего хорошего. Да и не верили монголы, что воплощённый Амурсана мог исчезнуть навсегда...
Через пять лет после этих событий проходившая в тех местах из Монголии в Тибет экспедиция Рерихов с опаской и предосторожностями вошла в крепость Тенпей-бейшин. Замок был пуст и разрушался, но разбойники Джа-ламы не покинули край и продолжали грабить караваны.

Голова Джа-ламы в Кунсткамере. В Санкт-Петербурге в запасниках Кунсткамеры под номером 3394 хранится зловещий экспонат—отрезанная человеческая голова, погружённая в аквариум с раствором формалина. По музейным спискам экспонат проходит как «голова монгола», я только недавно стало известно: это голова самого Джа-ламы. Это имя ничего не говорит современному русскому человеку, но в начале XX века его с трепетом и восхищением произносили кочевники от астраханских степей до Монголии и Гималаев.
Со смертью Джа-ламы погибла и его мечта об объединении народов Западной Монголии (дербетов, байтов, мингалов, торгутов, ойратов) в отдельное государство. Голова же Джа-ламы несколько лет хранилась в запасниках национального музея Монголии, созданного в бывшем дворце Богдо-гегена, а осенью 1925 года её фактически похитил и тайно вывез в Россию монголист В. А. Казакевич. И, похоже, голова воплощённого Амурсаны ещё долго будет храниться в запасниках Кунсткамеры в качестве экспоната, который никогда не показывают посетителям...

Поделиться с друзьями:

загрузка...

Комментарии:
Нет комментариев :( Вы можете стать первым!
Правила: В комментариях запрещено использовать фразу 'http', из-за большого кол-ва спама
Добавить комментарий:

Последние статьи:

Контакты администрации сайта :