Впечатления от личной встречи с Айзеком Азимовым в 1988 году. Невероятное

Поделиться с друзьями:

Впечатления от личной встречи с Айзеком Азимовым в 1988 году.

Мир современной американской и английской фантастики необъятен, как Вселенная. Усилиями Эдварда Беллами и Герберта Уэллса, а потом — Джона Кэмпбелла, Лестера дель Рея, Муррея Лейнстера, Альфреда ван Фогта, Роберта Хейнлайна, Айзека Азимова, Клифорда Саймака, Рэя Брэдбери, Роберта Шекли, Артура Кларка, Гарри Гаррисона и многих других к середине нашего века научная фантастика прочно завоевала книжный рынок. Создалась целая система — мир и миф научной фантастики, — которая со временем стала исчерпывать себя и вертеться в основном вокруг уже придуманного. Не видя никакой возможности преодолеть гигантские космические пространства, фантасты придумали мгновенные перемещения к другим звездам и даже галактикам в некоем «гипер-(под)пространстве». Из книги в книгу кочевали сверхстойкие роботы, сверхумные искусственные мозги, машины времени, универсальное, все испепеляющее оружие — бластеры, телепатия, телекинез, четвертое измерение, биологические мутации, пришельцы всех видов и форм... Менялись лишь сюжеты...
Читатель привык к миру и мифу, созданному для него фантастами, и стал чувствовать себя в нем, как у себя дома. Но для самих писателей существовала иная шкала ценностей. Они-то лучше других знали, кто придумал нечто оригинальное или пустил в ход то, что стало стереотипом.
В самый пик читательского увлечения научной фантастикой после 1965 года за бумом последовал спад, была создана антология «Зал славы НФ». На конкурс были представлены рассказы, опубликованные за период с 1929-го по 1964 год. Из 132 рассказов наибольшее число голосов получило произведение Айзека Азимова «И ночь пришла».
Это было сложно — получить признание в энергичном мире профессионалов, весьма предприимчивых, сдабривающих свои рассказы здоровой иронией, этаким подтруниванием над собой без излишней горечи, отравляющей существование. Немалую роль тут, видимо, сыграли железный профессионализм Азимова, привычка к регулярному труду, результативная плодовитость... Почти легендарный Азимов... ибо после смерти уходит в легенду любой талант. А ведь мне пришлось встретиться и разговаривать с Айзеком Азимовым тридцать шесть тому назад. В Нью-Йорке.
Азимов — типичный американский писатель-профессионал, занимавшийся популяризацией науки и научной фантастикой более пятидесяти лет. Мне доводилось переводить его весьма полезную для самообразования книгу о достижениях биологии, химии, физики и астрономии «Вид с высоты» и рассказы, среди которых был знаменитый «И ночь пришла».
Писатель родился в 1920 году в небольшом местечке Петровичи около Смоленска в семье богатого еврея-мукомола. Через три года семья предусмотрительно выехала в Америку, осуществив таким образом идею будущей «третьей волны эмиграции». Детство его прошло в нью-йоркском районе Бруклин, где была кондитерская лавка отца и где ныне говорят по-русски лучше, чем по-английски, хотя и с сильным характерным акцентом. Однако Айзек отсек свои корни, американизировавшись до мозга костей, отказавшись в своем творчестве и в публичных высказываниях от обычного для писателей-евреев подчеркивания избранности своих соплеменников.
Азимов начал печататься лет с девятнадцати в журнале «Поразительная научная фантастика», редактор которого Кэмпбелл спросил его как-то, что произойдет, если люди будут видеть звезды только раз в тысячу лет, процитировав при этом фразу американского философа-трансценденталиста Ральфа Эмерсона: «Если бы звезды вспыхивали в ночном небе лишь раз в тысячу лет, какой горячей верой прониклись бы люди, в течение многих лет сохраняя память о граде Божьем!» Азимов не мог ответить на этот вопрос. Тогда Кэмпбелл сказал: «Они должны сойти с ума. Теперь идите домой и напишите об этом рассказ».
Так родился рассказ «И ночь пришла», проникнутый ощущением приблизительности и даже ложности постулатов, на которые опирается наука в своем развитии, а также правдоподобия многих древних религиозных мифов, таящих в торжественной поэзии своей факты, непостижимые для рационального восприятия.
Занятия литературой в Америке — хлеб ненадежный. Мало там писателей, живущих на литературные заработки. Вот почему, окончив до войны Колумбийский университет, став бакалавром, но провалившись на экзаменах в Бостонском университете (которые привели бы к степени доктора медицины), Азимов еще десять лет протрубил на младших научных должностях, пока не стал доктором химических наук, потом преподавал биохимию и только в 1979 году стал профессором. Но к тому времени он уже вполне мог прокормить себя и свою первую семью литературными заработками. Он рано обнаружил у себя дар популяризатора. Купив несколько книг по какой-нибудь области знаний, изложенных на сугубо ученом «воляпюке», Азимов сметливо разбирался в них, переписывал внятно, издавал. Заодно он произвел на свет несколько мистических романов, книгу непристойных четверостиший, компиляции трудов о Библии и Шекспире, о начальной истории Соединенных Штатов и об английском капитализме, переложения греческих мифов, двухтомную автобиографию на 1500 страницах...
Однако имя Азимову сделала научная фантастика. Он стал классиком в этом жанре, породив множество идей, плодотворно используемых другими писателями. В 1950 году появился сборник «Я, робот», потом возникла серия романов под общим названием «Установление», где описывались мириады миров нашей Галактики, колонизированных человечеством. Азимов гордился, что изобрел идею новой науки — психоистории, с помощью которой вожди галактической империи, рассчитывая и направляя течение событий, осуществляют контроль над мирами. И, может быть, Азимов был не так уж и далек в своей идее от действительности — больно похоже течение событий в нашей стране в предшествующие восемьдесят лет (и особенно в последнее время) на установление такого контроля...
В 1988 году, когда мы с Азимовым созванивались в Нью-Йорке, поражала невероятная «всеядность» профессионала, давно покончившего с академической карьерой. Во взятом у него тогда мною интервью говорилось, что число написанных им книг перевалило за четыреста, причем темп их производства все нарастал. С 1950-го по 1960 год Азимов написал 32 книги, с 1960-го по 1970—75, в следующее десятилетие -109, а за последние восемь лет — 192. Получилось, что он пишет более 20 книг в год.
Такое кажется невозможным или достойным Книги рекордов Гиннесса и наводит на мысль о существовании литературных «негров», целого синдиката, тем более что существовал еще и «Журнал научной фантастики Айзека Азимова», почти в каждом из ста вышедших номеров которого помещалась азимовская редакционная статья, не считая эссе, поставляемых регулярно для журнала «Фэнтази энд Сайенс фикшн» уже тридцать лет. Самым трудным он считает писание научно-фантастических романов. На создание одного объемом в 20 листов, по его словам, у него уходило девять месяцев.
А теперь немного о встрече... В вестибюле многоквартирного небоскреба в центре Манхэттена сверкала начищенная медь, а в полированном мраморе отражались фигуры полдюжины людей в форме — портье, швейцара, охранников, рассыльных, предупрежденных, а потому учтиво кланявшихся. Скоростной лифт вознесся на самый верхний, тридцать третий, этаж, который весь был отведен под квартиру мэтра и откуда открывался в одну сторону дорогостоящий, шикарный вид на простор Центрального парка, на рощи, пруды, аркады над широкими дорожками, а в другую — на синеву Гудзона. Азимов начинал свой жизненный путь, когда в Петровичах еще не видели автомобиля, а теперь в его книгах «Спутник интеллигентного человека» и «Сегодня и завтра и...» искали необходимые научные справки даже служащие на мысе Канаверал.
Квартира его компьютеризирована по последнему слову техники. В обширной памяти процессоров заложено сразу несколько новых книг. Компьютеры через обыкновенный телефон подсоединяются к банку данных нью-йоркской и вашингтонской библиотек, и на дисплее воспроизводится то, ради чего мы тратим уйму времени, собирая опубликованный материал или наводя иные справки. Кстати, это было продемонстрировано тотчас — на экране побежали вверх названия книг и статей Жукова Дмитрия Анатольевича. Причем были там и такие заметки, о которых не помнил сам автор и которых не найти ни в одном библиографическом списке, составленном в нашей стране. Между тем как Нью-йоркская публичная библиотека выдала названия и годы публикаций их в считанные секунды после запроса. Для нас — это фантастика, но привычная закономерность для Азимова, который, кстати, не тратил бумаги и времени, не заставлял принтер отпечатывать рукопись в двух, обязательных для нас, экземплярах, а отправлял своему издателю новую книгу в виде миниатюрной дискеты... После знакомства с такой техникой начинаешь верить в его фантастическую плодовитость...
Поглаживая обрамляющие лицо белые пушистые бакенбарды, придающие Азимову сходство с первопоселенцами Манхеттена, он с жадным любопытством листает привезенную книгу с рассказами «И ночь пришла» и «Нечаянная победа», переведенными на русский, тщетно стараясь разобраться в незнакомых кириллических письменах.
— Согревает сердце, что в стране, где я родился, нравится то, что я пишу. Меня увезли оттуда, когда мне было три года, я ничего не помню, не знаю русского языка, но все-таки это Родина...
Он говорит о новых романах, над которыми работает, о том, что издатели заставляют его вертеться, заботиться о маркетинге, выступать в больших книжных магазинах, рекламировать свои книги. В Америке такая практика — пробный тираж книги, обычно тысяча экземпляров, рассылается по магазинам, а потом уже издатели получают от рынка добро на тираж, удовлетворяющий спрос.
— Они говорят, что это расплата за славу. Я не отказываюсь расплачиваться, но я же должен и книги писать... Тяжелая у меня жизнь. Я старею быстрее, чем рождаются у меня новые идеи. Поэтому я стараюсь писать быстрее и быстрее, но весь мир будто сговорился оттаскивать меня от клавиш...
Он тут же заводит разговор о своих четырехстах книгах. На вопрос, как же ему все-таки удалось столько написать, он отвечает, что вооружен техникой и на свою память не жалуется.
— Когда я рос, телевидения еще не было, ничто не отвлекало от чтения. Немного работал в отцовской кондитерской, а все остальное время просиживал в библиотеке. Это была радость. У меня память особенная — я ничего не забываю из прочитанного. Поэтому я могу писать на любую тему, а потом проверяю лишь некоторые факты.
Азимов говорит о своем намерении вернуться к своей научно-фантастической серии «Установление» и написать в старости роман, как бы предваряющий всю серию. Молодой герой на математической конференции пытается доказать, что психоистория — убедительное учение, но не имеет практического значения, а люди хотят быть практичными. Азимов признается, что и сам он мыслит все более рационалистически. Новый век для него — возврат к старым временам, когда верили в таинственные могущественные силы. Он хочет, чтобы все объединились в борьбе с реальными недугами: разъединением, экологическими бедствиями, болезнями, старением... Сам он сел на диету, купил спортивный тренажер и похудел на десять килограммов. Так, мол, и каждый может справиться со своими трудностями. Работает он с семи утра и до поздней ночи.
К роскошной квартире на крыше небоскреба примыкает терраса, на которой его жена Жанет Джеппсон, психиатр и детская писательница, разбила небольшой сад. Азимов туда ни ногой — он страдал боязнью высоты, не летал в самолетах (вспоминал Рэй Брэдбери, который ненавидит большие города, тоже не летает в самолетах, не держит дома телевизора, презирает массовую культуру). Поэтому фантаст, то и дело отправляющий своих героев в космические странствования, бывал только в тех американских городах, до которых можно сравнительно быстро добраться в автомобиле, а о заграничных путешествиях и говорить нечего. Зато остается больше времени для работы, выпускается больше книг, зарабатывается больше денег.
В Америке о доходах говорить не принято, но Азимов охотно сообщил, что платит за квартиру восемнадцать тысяч долларов в месяц, а о заработке — что цифра эта шестизначная. Беседа пошла легко и не обязывающе, а в конце ее Азимов увенчал для меня урок грядущих у нас рыночных отношений в области духовной одним весьма знаменательным подарком.
Это был перстень. Зеленоватый, легкий, из плотной бумаги, с цифрой «1» и словом «one» на том месте, где полагается быть печатке. В ответ на мой недоуменный взгляд всемирно известный фантаст объяснил, что перстень — творение знакомого ему американского умельца, искусно скрутившего долларовую бумажку в совершенное подобие ювелирной поделки. Что ж, недорого (стоимость одной баночки кока-колы или пива), оригинально и символично. У Америки тоже есть свои народные промыслы...

Автор – Дмитрий Жуков.

Поделиться с друзьями:

загрузка...

Комментарии:
Нет комментариев :( Вы можете стать первым!
Правила: В комментариях запрещено использовать фразу 'http', из-за большого кол-ва спама
Добавить комментарий:

Последние статьи:

Контакты администрации сайта :